 |





















|  |
Ночь. Дремлет страна, спит ее народ, перекатывает чугунную
голову по подушке. Болел он
выборами, да так и не поборол недуг - жар не спадает. Направо повернет народ голову и мнятся
ему сеялки с вертикальным взлетом в полях Иудейщины-Самарийщины, налево повернет -
привидится Арафат, взасос целующий израильских министров, да еще и потискать норовит, а
те хихикают и все в куфьях... Ночь. Тишина. Время для воспоминаний.
Экий, право же хлам, мишура никчемная, чепуха несусветная,
ерунда на постном масле,
прошлогодний снег, пушистый прошлогодний снег, большущие хлопья, как в "Иронии судьбы".
Шпроты и апельсины, хрупкие елочные шары, которые падают во время вакхических плясок, а
на полу рифленые подошвы толкут их в мерцающую пыль.
Пыль. Ее приносит ветер пустыни, запекая нас с корочкой.
Подрумяненные тушки
нью-израильтян корчатся посреди каменных сковородок, которые ушлые торговцы наловчились
выдавать за квартиры. Пыль сочится сквозь трисы, порхает по раскаленным комнатам,
планирует на Sony и JVC, настроенные на российскую программу, придавая бордовым ликам
новых героев сдержанный пастельный окрас.
Мучнистая взвесь застит взор, крупицы былого снегом
кружатся в костяных теремах черепов,
налипая на провода зрительных нервов и, присыпанное хлопьями воспоминаний, стекло
израильского кинескопа делается мутным, размывая предметы до полной бестелесности.
Мишура, чепуха, ерунда, память о том, что похоронено надежнее четвертого энергоблока. В
чрево эль-алевского монстра входят, как в лодку Харона, билет в Израиль - всегда билет в один
конец. СП "Эль-Аль - Харон Инкорпорейтед Лтд."
Забудь все, только имя оставь в пустых сотах памяти, у
каждого человека должно быть имя -
для могильного памятника, а можешь и имя забыть, памятник над тобой воздвигнут не завтра,
успеешь примерить новую кличку - Йоси, Моти, Дани, а то и Дуду или Биби, если лень
запоминать целых два слога. Выбрось все из головы, воткни в темя пучок электродов и дерни
рубильник, и пусть весь этот хлам обратится в пепел, как старая кинопленка, вечно рвущаяся
кинопленка, утренний сеанс, 30 копеек за порцию дивных грез, за Финиста-Ясна Сокола,
пирата ХХ века.
Пусть все горит! Больше электродов! Без устали жми на рычаг!
Стань стерильным, как
перчатки хирурга. Выйди из пламени обновленным, птицей Феникс - made in Bulgaria, по 40
копеек пачка, чтобы в гулкую полость головы потоком хлынул дивный новый мир, доставшийся
тебе, как мотоцикл в лоторее ДОСААФ.
Не жалей темени своего - шрамы зарастут, а мир останется, а
иначе тебе не вместить его,
ибо, как сказал один буддийский монах, в полный сосуд ничего не нальешь. И взял монах тот
бутылку водки и попытался добавить воды, но не было места в сосуде и стекала влага на
бежевый кафель. И тогда вылил монах водку, и вода потекла в бутылку, и так убедил он
собеседников своих и был бит ими нещадно, но вере не изменил и принципами не поступился.
Так не жалей темя, как не пожалел тот монах лица своего.
Посреди свистопляски несусветных предметов, имен и
событий за что ухватиться человеку, чтобы не смел его могучий ураган нового? За неспешные
даты эпохи незыблимости, когда
время, отлитое в бронзе, стояло над нами неизвестным солдатом, за мерный ход часов,
бредущих, как зеки на прогулке в одинаковых серых одеждах. За квартальную премию и
прогрессивку, за нерушимую дружбу и новую общность, за блок коммунистов и беспартийных,
за 2.20 и 3.62. И тогда артефакты новой жизни вдребезги разбиваются о непроницаемый
панцирь воспоминаний и непознанная страна простирается перед нами от "Бен-Гуриона" до
последнего "прости". Так отдадимся же очищающему пламени, спалим лавку старьевщика!
Отныне утро наше должно начинаться с аутотренинга. Из
положения лежа, лицом в скверно
отштукатуренный потолок, уходим в безбрежный простор медитации: "Я хочу начать жизнь с
новой страницы. С чистого белого листа, на котором каждый встречный будет выводить стилом,
мазать мелом и краской, выпиливать лобзиком, выжигать каленым железом. Я хочу стать
нетронутым снегом, по которому новое будет торить себе путь, ступая валенками прямо там,
где душа. Я хочу быть самым пустым из всех пустых сосудов, куда каждый может слить
имеющуюся в наличии жидкость".
И подняться обновленным, тонкой сферой, прозрачной
оболочкой, и уподобиться впавшему в
кому в неразумном младенчестве, очнувшемуся в дряхлеющем теле, восстать посреди песков,
утыканных дырявыми резиновыми трубками, откуда по капле сочится вода. Очнуться в
Израиле, увидеть Израиль, стать Израилем.
Выйти на улицы, бережно храня гулкую пустоту, чувствуя как
шаг отзывается эхом в
безбрежном просторе опустевших сот, зайти в толпу, как в море и неводом глаз выхватывать
свою новую суть, не брезгуя ничем и ничего не отбрасывая с досадой. Все что вокруг - отныне
и есть ты. Стена Плача, кнессет, военное кладбище и прочие святыни и
достопримечательности, правительство, партии, корпорации и иные формы ограничения
свободы, пабы, кантри-клабы, кружки хорового пения и другие формы культурного досуга,
эксплуататоры, приватизаторы, экспропритаторы и прочие формы перераспределения
прибавочной стоимости, евреи, арабы, неевреи и неарабы и иные составляющие таблицы
этнических элементов, штаны, приспущенные, как флаги в траур, острые приправы в пресной
лепешке, дети, кричащие так, будто их последний миг уже близок и прочая экзотика, не
отмеченная в путеводителях. Отныне все это - ты.
Как трудно отыскать подходящий символ для нашего
стремлению к новому! Не вознесешь же
над собой рекламу моющих средств и факел не вознесешь. Все, все растащили алчные руки,
все символы оприходованы и занесены в кадастры. Как же выступим мы в поход, ничего не
воздев над колонной? Так пусть впереди нас громыхает слово. Изобразим его в фанере и
жести: "Плюс манкуртизация всей страны". И разве важно, что единожды нажав рубильник,
мы забудем что изображают громоздкие формы? Святыни не поддаются толкованию и тем
хороши.
"Плюс манкуртизация всей страны". О, Израиль, надень на
меня "кова тембель", пусть
грубая ткань ее стянет череп, чтобы, высыхая и съеживаясь под безжалостным солнцем,
выдавить воспоминания по капле, выдавить Чехова и раба, Пушкина и Татьяну, чтобы
испарились Астафьев и деревня, Аксенов и джаз, чтобы исчезли навеки эти полки,
заставленные бесчисленными томами, за которыми не разглядишь жизнь. "Образ лишнего ч
еловека в произведении Бен-Гуриона "Аэропорт" и хватит на сегодня, пожалуй.
Забрось нас, Израиль, в давильный пресс, чтобы мы истекли
березовым соком и заполни
пустоту жил виноградным напитком, веселящим воинственный дух. Грянь марш! Вот хаки и
автомат, вот танки, наводящие дрожь на злобные орды, вот мерный топот наших сапог, наши
погоны и марши, боевые знамена и шеренги героев навсегда. Вот слава предков и радость
свершений, горечь утрат и уверенная поступь, партия - организатор наших побед, верный курс
и задорные песни. Отныне все это наше.
Так сделай же нам, страна, инъекцию социального оптимизма,
привей на нежный черенок
эмигрантской души уверенность в завтрашнем дне, распахни горизонты и укрась путь
цветами. Чистые и доверчивые, как дети, пройдем мы по твоим дорогам и будем, как дети,
петь и смеяться, а ты будешь ласково щурится нам и задорно топорщить забытые в одном из
киббуцев усы.
Никакой ностальгии! Мы возродились для жизни на родине и
нет повода для грусти и
крепостей, которые нельзя взять. Долой воспоминания, к черту сестричек Берри, ложную
память о никогда не виденном еврейском местечке, нежный аккомпанимент к поискам
утерянного Рая, который остался на пороге бабушкиного дома, остался в прошлом навеки и
нет средства, чтобы вновь увидеть его смутное отражение в старом кирпичном доме, круглой
столешнице с облезшим лаком и бронзовой кошке, вскочившей на сервант с зелеными
стеклами. Тандем "Эль-Аль-Харон" работает без сбоев, эмиграция выскабливает прошлое, как
нежеланный плод из материнской утробы и не надо сдвигать ноги и противиться холодному
железу - зачем, глупыш, для тебя стараемся. Потерпи, боль пройдет, останется блаженная
пустота. Потерпи, глупыш.
Так пусть электроды выпустят жала. Лязг рычага и муть
воспоминаний осядет, расстает в
очищающем пламени разряда, как грязный весенний снег и в закопченные полости хлынет
прана иной страны. И новый человек откроет пустые глаза навстречу новому миру. И
поднимется он с ложа своего и удивлен будет - что за женщина тянет руки к нему и выгонит ее
и детей ее оттолкнет, ибо не признает их и не увидит могил, которые остались на том берегу.
Он шагнет навстречу грядущему, раскинув руки крыльями птицы Феникс, по 40 копеек пачка,
новый, чистый, пустой человек, манекен, человек, манекен.
Гарри Резниковский
© Design & content - Garry Reznikovsky 1998-2000

|  |